– Хочешь еще вина, Триш? – спрашивает Карен, когда мы все перемещаемся в гостиную.

Мы с Хардином и Триш сидим на одном диване, Лэндон устроился на кресле, а Карен и Кен – на другом диванчике напротив нас. Такое чувство, будто мы разбились на две команды, а Лэндон у нас судья.

– Да, с удовольствием. Очень приятное на вкус, – отвечает Триш и протягивает Карен свой пустой бокал.

– Спасибо. Мы купили его этим летом в Греции, у нас был отличн… – Она замолкает на полуслове, а после паузы продолжает: – Там прекрасные места. – Затем отдает Триш наполненный бокал.

Триш улыбается и поднимает бокал, словно для тоста.

– Ну, вино просто замечательное.

Сначала меня смущает эта неловкость, но потом я понимаю, в чем дело: Карен достался такой Кен, которого никогда не видела Триш. Ей достался отпуск в Греции и поездки по всему миру, огромный дом, новые машины и – самое главное – любящий и непьющий муж. Я просто восхищаюсь мужеством Триш и ее умением прощать. В таких обстоятельствах нелегко оставаться тактичной, но она справляется.

– Кому-нибудь еще вина? Тесса, может, тебе? – предлагает Карен, передавая полный бокал Лэндону.

Я смотрю на Триш и Хардина.

– Всего один, в честь праздника.

Наконец я сдаюсь и отвечаю:

– Да, с удовольствием.

Если остаток дня будет таким же неловким, бокал вина мне не помешает.

Пока Карен наливает мне вина, я замечаю, что Хардин несколько раз кивает головой. А затем он говорит:

– А ты, папа? Ты не хочешь выпить?

Все в изумлении смотрят на него. Я сжимаю его руку, пытаясь заставить его замолчать.

Но он продолжает со злобной усмешкой на губах:

– Что? Нет? Да ладно, я уверен, что хочешь. Я же знаю, что тебе этого не хватает.

Глава 47

– Хардин! – кричит Триш.

– Что? Я просто предлагаю ему выпить. Поддерживаю разговор, – говорит он.

Я смотрю на Кена: он явно размышляет, стоит ли вступать в спор с Хардином, стоит ли раздувать из его реплики настоящий скандал.

– Перестань, – шепчу я Хардину.

– Не груби, – говорит ему Триш.

Кен наконец отвечает:

– Все в порядке. – И отпивает воды.

Я по очереди смотрю на всех. Карен побледнела. Лэндон пялится в огромный телевизор на стене. Триш приложилась к бокалу. Кен выглядит ошеломленным, а Хардин со злостью смотрит на него.

Затем Хардин натянуто улыбается.

– Я знаю, что все в порядке.

– Ты просто злишься, так что давай, высказывай все, что хочешь, – замечает Кен.

Не стоило ему это говорить. Не стоило относиться к эмоциям Хардина по этому поводу так легкомысленно, словно это всего лишь проказы, которые приходится терпеть от маленького мальчика.

– Злюсь? Нет, я не злюсь. Я скорее раздражен и изумлен, но никак уж не зол, – спокойно отвечает Хардин.

– Чем изумлен? – спрашивает его отец.

Боже, Кен, да замолчи!

– Изумлен, что ты ведешь себя так, будто ничего не случилось, будто ты никогда не был настоящей сволочью. – Он показывает на Кена и Триш. – Просто смешно смотреть на вас обоих.

– Ты переходишь все границы, – говорит Кен.

Господи, Кен, хватит!

– Разве? С чего это ты вдруг решаешь, где проходят эти границы? – спорит с ним Хардин.

– С того, что это мой дом, Хардин. Здесь мне решать.

Хардин тут же вскакивает. Я хватаю его за руку, пытаясь остановить, но он с легкостью вырывается. Я быстро убираю бокал на приставной столик и тоже встаю.

– Хардин, перестань! – прошу я и снова беру его за руку.

Все шло хорошо. Было неловко, но вполне хорошо. И тут Хардину обязательно надо было вставить свое язвительное замечание. Я знаю, что он злится на отца из-за ошибок, которые тот наделал в прошлом, но рождественский обед – не самое подходящее время для обсуждения этой темы. Хардин и Кен только начали восстанавливать свои отношения, и если сейчас Хардин не остановится, все будет только хуже.

Кен тоже поднимается, взгляд у него становится властным. Он спрашивает профессорским тоном:

– Я думал, что мы с этим уже разобрались. Ты ведь приходил на свадьбу.

Они – всего в паре метров друг от друга, и я чувствую, что ничего хорошего из этого не выйдет.

– С чем разобрались? Ты даже ни в чем не сознался! Ты делаешь вид, будто ничего не случилось!

Хардин переходит на крик. У меня кружится голова, и я уже жалею, что передала Хардину и Триш приглашение Лэндона. Я снова стала причиной семейной ссоры.

– Сегодня не лучший день для этого разговора, Хардин. Мы хорошо проводим время, а ты решил устроить скандал, – говорит Кен.

Подняв руки, Хардин спрашивает:

– А когда же настанет этот лучший день? Боже, вы только послушайте его!

– Не на Рождество. Я много лет не виделся с твоей матерью, и именно сегодня тебе надо устраивать сцену?

– Ты много лет не видел ее, потому что ты ее на хрен бросил! Ты оставил нас ни с чем: ни денег, ни машины – ни хрена! – кричит Хардин и подходит вплотную к отцу.

Лицо Кена пылает от гнева. А затем он кричит в ответ:

– Никаких денег? Я отправлял деньги каждый месяц! Много денег! Я хотел отдать твоей матери машину, но она отказалась!

– Врешь! Ты ни черта не присылал. Именно поэтому мы жили в том дерьмовом доме, а мать работала по пятьдесят часов в неделю! – выдает он на одном дыхании.

– Хардин… он не врет, – вмешивается в разговор Триш.

Хардин резко поворачивается к матери.

– Что?

Это просто катастрофа. Намного более серьезная катастрофа, чем я предполагала.

– Он присылал нам деньги, Хардин, – говорит она, а затем отставляет бокал и подходит к нему.

– И где же эти деньги? – спрашивает Хардин, явно не доверяя ее словам.

– Они пошли на оплату твоего обучения.

Хардин со злостью тычет пальцем в сторону Кена.

– Ты же говорила, это он платит за учебу! – кричит он, и мое сердце сжимается от беспокойства.

– Да, платит, эти деньги я копила все эти годы. Деньги, которые он нам присылал.

– Какого хрена?

Хардин потирает лоб. Я подхожу к нему сзади и беру его за руку.

Триш приобнимает его за плечи и говорит:

– Не все деньги пошли на учебу. Мне приходилось еще и оплачивать счета.

– Почему ты мне не сказала? Это он должен платить за универ – и не теми деньгами, которые были нужны нам на еду и нормальный дом. – Он поворачивается к отцу. – Неважно, присылал ты деньги или нет, ты все равно бросил нас! Ты ушел и даже не соизволил позвонить мне на мой чертов день рождения!

Кен нервно облизывает губы и быстро моргает.

– Что мне было делать, Хардин? Оставаться с вами, когда я был пьяницей, никчемным алкоголиком? Вы оба заслуживали лучшего. И после той ночи… я понял, что мне нужно уйти.

Все тело Хардина напрягается, и я слышу, каким отрывистым становится его дыхание.

– Не смей даже упоминать ту ночь! Это случилось из-за тебя!

Рука Хардина снова вырывается из моей ладони. Триш выглядит сердитой, Лэндон – напуганным, Карен… ну, Карен плачет, и я понимаю, что именно мне придется вмешаться и остановить их.

– Я знаю! Ты не представляешь, как я жалею, что нельзя вернуть прошлое, сынок! Воспоминание о той ночи преследует меня все эти десять лет! – хрипло отвечает Кен, явно стараясь не заплакать.

– Преследует тебя? Это, черт возьми, произошло у меня на глазах, придурок! Это я отмывал всю кровь с пола, пока ты нажирался в каком-то баре! – Хардин сжимает кулаки.

Карен, рыдая, закрывает рот рукой, а затем выходит из комнаты. Я не виню ее. Я и не осознавала, что плачу, пока теплые слезы не капнули мне на грудь. Я чувствовала, что сегодня что-то произойдет, но не ожидала ничего подобного.

Кен трясет руками в воздухе и восклицает:

– Я знаю, Хардин! Знаю! Но я никак не могу это изменить! Теперь я не пью! Я не пил уже много лет! Нельзя всю жизнь винить меня в этом!

Хардин бросается на отца, и Триш кричит. Лэндон вскакивает, чтобы остановить его, но уже слишком поздно. Хардин толкает Кена на стеклянный шкафчик с фарфором – совсем новый, купленный вместо того, который Хардин разбил пару месяцев назад. Кен хватает его за футболку, пытаясь удержать, но Хардин бьет отца кулаком в челюсть.